На холсте — Маня, моя сестра, в солнечном Париже, где даже свет кажется импортным, а воздух — как будто с привкусом кофе и санкций. Эйфелева башня тянется вверх, как антенна, ловящая сигналы из параллельной реальности, где русская душа всегда чувствует себя чуть не в своей тарелке: красиво, но тесно, и пространство будто чуть сжато.
По диагонали — донские казаки, чёрные силуэты с алыми контурами, скачут сквозь Париж, как сквозь степь. Их размах — это не просто историческая память, а напоминание: широта русской души не знает границ, даже если вокруг всё чужое, внутри всегда найдётся место для размаха и свободы. Их тени — как отголоски прошлого, вписанные в современный ландшафт, где каждый чужой город становится декорацией для вечного русского движения.
Пчела — символ суеты, маленький двигатель повседневности. Она жужжит между слоями смыслов, собирая нектар из случайных разговоров, новостей и деловых форумов. Пчела знает: вся жизнь — это ПМЭФ, только без стенда для селфи и с бесконечным жужжанием в голове.
А вот ёж — Европа. С виду милый, почти игрушечный, но если приглядеться, лапки и мордочка в крови. Это не злоба, это просто так устроено: за красивым фасадом всегда что-то прячется, и иногда это что-то — наша собственная наивность.
Всё это посвящается ПМЭФ-25, семнадцатому пакету санкций и безудержному русскому духу, который не продаётся и не покупается. Он просто есть — как степь, как Маня, как пчела, как ёж, как Париж, который всегда красив но немного тесен для настоящей широты русского духа.
